Как в критических отзывах, так и в автокомментариях «Русскую Швейцарию» справедливо интерпретируют как своего рода историко-философский трактат о путях России и Европы. Но при этом недооценивается значение авторского жанрового определения: «историко-культурный путеводитель». Книга, как принято считать, «только притворяется путеводителем». Между тем конструктивные особенности путеводительного жанра здесь строго соблюдены: повествование подчиняется движению в пространстве и членится главами по локациям. Так, именно форма путеводителя помогает реализоваться шишкинской поэтике ахронных сцеплений. Порядок истории подчиняется порядку пространства: «швейцарская география сцепляет русскую историю в самых непривычных комбинациях». Далее, как этого и требует путеводительный жанр, одним из главных сюжетов «Русской Швейцарии» становится диалог о пространстве. В повествовании рассеяны выразительные описания швейцарских ландшафтов, увиденных глазами деятелей русской культуры. Здесь сталкиваются два образа пространства — горное и равнинное, российское. Философия равнины сталкивается с философией гор, «горной философией». Перенеся конструкцию путеводителя из прикладной сферы в историко-культурную, Шишкин произвел перспективный сдвиг жанра. Внимание к метафизике пространства, сама идея спроецировать в пространство культурно-исторические коллизии и подчинить историко-философское повествование принципам путеводительного жанра оказались важным шагом в историко-литературной перспективе. «Русская Швейцария» предвосхитила проекцию «пространственного поворота» (spatial turn) в практику отечественной культурно-географической эссеистики. Ее развитие в России связано с деятельностью литературно-исследовательской группы «Путевой журнал» (А. Балдин, Р. Рахматуллин, Д. Замятин).